В школьной программе были его стихи, которые не очень-то и хотелось учить, поэтому в целом отношение к поэту было скорее негативным. Но вот в середине 70-х случайно, в библиотеке я наткнулся на сборник стихов Маяковского и понял, что поэт-то он действительно замечательный, а творческий спектр не ограничивается заказными стихами в угоду власти. Прочитал там и стихотворение «Два не совсем обычных случая», отрывок из которого приведен ниже. Я был шокирован. В те времена в творчестве не культивировали чернуху, не лелеяли безнадёгу. А тут такое. Причем в конце: «...Я понял: не символ, стихом позолоченный, людская реальная тень прошагала. Быть может, завтра вот так же точно я здесь заработаю, скалясь шакалом». Вот это экзистенциализм, причем у советского поэта-классика. Зауважал. На порядок сильнее, потому что как драматурга любил Маяковского еще с класса пятого. Много раз, реально много раз перечитывал пьесы «Баня» и «Клоп». Всю жизнь помню крылатую фразу из «Клопа» «Из-за пуговицы не стоит жениться, из-зa пуговицы не стоит разводиться!» И ведь точно так и есть.
Фрагмент из стихотворения «Два не совсем обычных случая» (1921)
...Кто из петербуржцев
забудет 18-й год?!
Над дохлым лошадьём вороны кружатся.
Лошадь за лошадью падает на лёд.
Заколачиваются улицы ровные.
Хвостом виляя,
на перекрестках
собаки дрессированные
просили милостыню, визжа и лая.
Газетам писать не хватало духу —
но это ж передавалось изустно:
старик
удушил
жену-старуху
и ел частями.
Злился —
невкусно.
Слухи такие
и мрущим от голода,
и сытым сумели глотки свесть.
Из каждой поры огромного города
росло ненасытное желание есть.
От слухов и голода двигаясь еле,
раз
сам я,
с голодной тоской,
остановился у витрины Эйлерса –
цветочный магазин на углу Морской.
Малы – аж не видно! – цветочные точки,
нули ж у цен
необъятны длиною!
По булке, должно быть, в любом лепесточке.
И вдруг,
смотрю,
меж витриной и мною —
фигурка человечья.
Идет и валится.
У фигурки конская голова.
Идет.
И в собственные ноздри
пальцы
воткнула.
Три или два.
Глаза открытые мухи обсели,
а сбоку
жила из шеи торчала.
Из жилы
капли по улицам сеялись
и стыли черно, кровенея сначала.
Смотрел и смотрел на ползущую тень я,
дрожа от сознанья невыносимого,
что полуживотное это —
виденье! –
что это
людей вымирающих символ.
От этого ужаса я – на попятный.
Ищу машинально чернеющий след.
И к туше лошажьей приплелся по пятнам.
Где ж голова?
Головы и нет!
А возле
с каплями крови присохлой,
блестел вершок перочинного ножичка —
должно быть,
тот
работал над дохлой
и толстую шею кромсал понемножечко.
Я понял:
не символ,
стихом позолоченный,
людская
реальная тень прошагала.
Быть может,
завтра вот так же точно
я здесь заработаю, скалясь шакалом.
Ну как? Я думаю, это настоящий doom metal, только пока не положенный на музыку.
